«Жизнь становится все лучше...» А.П. Чехову — 160 лет

        Тихие воды глубоки. Как творец своих литературных пространств и образов, Антон Павлович Чехов настолько уравновешен, сдержан и спокоен, что при жизни его даже называли «певцом сумерек» — глубины гения представлялись поверхностным умам чем-то то ли депрессивным, то ли безучастным, отрешенным. В самом деле: Чехов не любит ни бурных конфликтов, ни аффектации, ни «пушечной пальбы» неукротимых страстей. Но перечитайте, обратитесь вновь к вершинам чеховской прозы — «Степь», «Палата № 6», «Ионыч», «Анна на шее», «Человек в футляре», «Архиерей» — какие трагедии, какие драмы, какие моральные катастрофы и потрясения происходят с чеховскими героями «при тихой погоде». И еще, очень важное: Чехов осуждает, высмеивает, но не бичует и не клеймит. В творческом наследии писателя практически невозможно найти законченных злодеев… Трудно сказать, могло ли быть иначе, доживи Антон Павлович до бурь 1905-го или ураганов 1917-го. 

        Более века Антон Чехов ( 29.01.1860 — 15.07.1904) остается одним из самых востребованных и непревзойденных драматургов в истории человеческой цивилизации, «открывающих до сих пор громадные перспективы перед сценическими интерпретаторами».   Найти объяснение этому феномену непросто.

        Чехов не пугает и не развлекает, не проповедует и не ниспровергает, не поучает и не изрекает вечных истин. Если целое действие может занимать затянувшееся «скучное» чаепитие, с вялыми пикировками героев, «случайными» репликами и не слишком едкими шутками, со всей прекраснодушной «интеллигентщиной» — это Чехов. Именно то, что К.С. Станиславский и В.И. Немирович-Данченко очень точно определили словами «подводное течение», которое еще и не каждому дано уловить и понять.

        Может быть, Чехов так современен и востребован потому, что его драматургия неизменно касается «вечных» тем — одиночества, бесцельности и пустоты существования, несчастной любви, бесплодности мечтаний, крушения иллюзий в их столкновении с простыми и суровыми обстоятельствами реальной жизни. И самое главное: герои пьес Чехова так или иначе оказываются перед необходимостью нравственного выбора, и нет никаких гарантий в том, что они сделают правильный выбор… 

        Вершиной чеховской драматургии, видимо, должна быть признана его последняя пьеса — «Вишневый сад». Может быть, эта пьеса слишком «затрёпана» неуклюжими школярскими трактовками, сколь наивными, столь и примитивными. Естественно, Чехов не оплакивает разрушение и гибель «дворянской России», он все-таки не Тургенев и не Фет,   и не пугает «хищничеством» капитализма, он все-таки не Максим Горький. И вся эта «социология» выглядела бы для Антона Павловича слишком серо и убого. Чехов — это всегда поиск счастья и путей к нему, обретение жизненных идеалов и целей. И он — человеколюбец и оптимист.   «Я всё похварываю, начинаю уже стариться, скучаю здесь в Ялте и чувствую, как мимо меня уходит жизнь и как я не вижу многого такого, что, как литератор, должен бы видеть, — пишет Чехов в 1903 году, во времена «кровавого царизма». — Вижу только и, к счастью, понимаю, что жизнь и люди становятся все лучше и лучше, умнее и чудеснее...» Заметьте: он пишет о своей текущей современности, а не о дальних светлых временах. 

        Трудно представить себе российский профессиональный драматический театр без имени Чехова в репертуаре. Другое дело, что это великое имя требует и великого качества постановки, и можно быть уверенным — СевТЮЗ к чеховскому наследию обратится еще неоднократно. 

Игорь Азаров ,
заведующий литературно-драматической части