«Севастополь как будто создан для живописи», – художник Алексей Петрухин

Известный севастопольский живописец, член-корреспондент Российской Академии художеств Алексей Петрухин живет и работает в Севастополе на Северной стороне в своём доме-мастерской с видом на бухту и корабли.

В интервью ForPost талантливый импрессионист рассказал о собственной технике, службе в армии, работе на пленэрах, живописной сущности Севастополя и многом другом.

– Я родился в Николаеве в семье простых служащих. Жил в центре города с видом на море, как и сейчас в Севастополе. Корабли проходили прямо под моими окнами. Мама работала инженером отдела кадров в порту, а отец был экономистом внешнеторговых перевозок.

Родители рано заметили мою тягу к рисованию и не препятствовали этому, а способствовали. Мама очень хотела, чтобы я рисовал. А потом на   каком-то этапе я понял, что да, действительно, это мое, что оно все складывается.

У меня рядом был дом офицеров флота, а там – чудесная художественная студия, самого высшего качества. Там было просто приятно находиться и работать. Ну, а потом Харьков, харьковский институт.

– Как вы прошли путь из Николаева в Харьков?

– Это уже после армии. Как и многие, я служил срочную службу в Советской Армии. Учебка была в Туркмении. А сама служба в городе Камень-на-Оби в Алтайском крае.

– Оттуда наверняка привезли наброски, этюды какие-то?

– Нет, там было не до этого, если честно. Просто служба. Хотя меня политотдел использовал, конечно. Плакаты разные оформлял. Обычное дело. А в Харьков я просто сразу хотел поступать. Мне уже тогда очень нравился этот институт за его прекрасную школу рисунка.

– Читая воспоминания крупных художников, узнаёшь, что все они в собственном творчестве опирались на великих своих предшественников. А вы, когда собственный стиль вырабатывали, на кого подспудно опирались?

– Прежде всего, я опираюсь на натуру, понимаете. Но людей больших, конечно, очень много. Всех их изучал. Первый – все-таки Моне, конечно. Моща такая просто. О многих можно говорить. Но, понимаете, я не шел изначально путем копирования или подражания. И мой стиль сложился как бы методом научного тыка. Методом проб и ошибок. Я делаю для себя работы маленьких размеров. Это моя кухня. В них – целый культурный слой. На них я отрабатываю приёмы. И в этих работах случаются художественные откровения. Когда работаю над чем-то, раскладываю их вокруг себя для создания определённого настроения, чтобы те откровения снова прочувствовать.

– Вы себя считаете импрессионистом?

– Да, считаю. Я пишу быстро, очень быстро. Я выразился бы так: писать можно быстро и точно. Дело в том, что ситуация в природе меняется очень быстро. И когда начинаешь работать, нет уверенности, что ты придешь завтра на этот «сеанс» и все сделаешь как надо. Поэтому написать нужно в один сеанс. Ну, или хотя бы решить главную задачу.

– В одном из своих интервью вы упоминали современного импрессиониста Даниила Волкова. Как вам его манера, его почерк?

– Даниил прекрасный художник. Я его хорошо знаю. Мы, собственно говоря, с ним часто встречаемся на пленэрах. Последний был в Крыму в Форосе в октябре 2022 года. Даня очень хорошо пишет, и он художник с высоким IQ. На самом деле он очень, очень умный. И живопись у него такая, она умная, грамотно построенная. То есть она скорее от ума, как мне кажется.

– Импрессионизм – это прежде всего свет. И соответственно время суток – день. Но вы, Алексей, любите писать на ночных пленэрах. Почему?

– Я люблю ночь. Там все сложности с ночью – это, как правило, свет, то есть постановка света на холст и на палитру. Пришлось изобретать специальные осветительные устройства, чтобы работать ночью на природе.

– Писать ночью – это же непростой вызов.

– Непростой. Раньше приносил домой живопись ночную, и только дома по-настоящему её начинаешь видеть. Иногда приходилось приносить её и сразу же править, потому что где-то там вылетали многие цвета. Сейчас я научился с этим справляться во время ночной работы.

– Когда вы учились в Харьковском художественно-промышленном институте, кто были вашими главными учителями?

– Например, пейзажист Юрий Винтаев. Лично у него на отделении не учился. Но мне всегда нравились его работы, как он пишет, как мыслит. Он мощно пишет, очень быстро, широко, с бурей эмоций. Пейзажист он роскошный просто.

– Мне ваш широкий гранёный мазок чем-то напоминает технику Врубеля, но больше – Малявина. Как вы к таким аналогиям относитесь?

– К Малявину я прекрасно отношусь. Чего уж говорить. А о сравнениях таких не задумывался никогда. Я все-таки человек не мастерской, а пленэра. А мазок – это мой характер. Я пишу флейцем в основном.

– Восхитила одна из ваших недавних работ – натюрморт с цветами и круглой вазой на фоне моря. Там и цветы, и вода, как две стихии.

– Это написано в Форосе в последний день пленэра. Приехала Лика – моя жена. Привезла мне эту вазу и садовые цветы, срезанные утром в саду нашего дома на Северной стороне Севастополя. Я жил в гостинице с видом на море. Поставил вазу на балкон, и как пошли блики. Я просто встал и сделал её, эту работу.

Просто так сложились условия. Всё, что окружало момент создания этой работы, давало мне подсказки. И я эти подсказки использовал. Проходит буквально час-два, и все подсказки уходят, меняется свет, блики другие, появляются тени. Когда я начинаю писать, я точно знаю, что подсказки будут, нужно просто ими воспользоваться, тогда всё получится.

– Почему у вас в работах преобладает пейзаж?

– Если честно, по большому счету, я просто живу на море, и я люблю море. Я плаваю в море круглый год, изучаю его. Потому что внутренне чувствую, что это мое. Не надо заниматься не своим делом. Севастополь и Крым – это места, как будто созданные для пейзажей.

– Как вы стали членом-корреспондентом Российской академии художеств?

– Честно говоря, я для этого не делал ничего. Я просто на пленэрах хорошо отработал, и они сказали, что нужно давать. Вот и все. И Российская Академия художеств решила меня отметить.

Академия в целом задает вектор развития всему искусству. И при этом, на самом деле, она очень небольшая. Вместе с почетными членами в ней около 500 человек на всю страну.

– А каков этот вектор сейчас?

– Для меня это прежде всего участие в больших всероссийских пленэрах, на которых собираются больше 50 художников из всех регионов. Последний такой был в Татарстане в августе 2022 года. Он был посвящен 1100-летию принятия ислама в Волжской Булгарии. По итогам было четыре выставки: в Казани, Санкт-Петербурге и Москве. Проект очень большой сам по себе и весомый.

– Сколько вы пишете работ в день на таких пленэрах?

– На таких пленэрах надо в день писать минимум две работы. Я пишу больше. Пленэр такой – это сжатие времени. То есть когда человек пашет-пашет. Единственное, что в таком режиме нельзя жить долго.

– Учитывая строительство объектов культурного кластера, новое здание для детской художественной школы, новую галерею искусств, Севастополю нужен художественный вуз, как считаете?

– Желательно, чтобы в Севастополе такой вуз был. Но не чисто художественный, а как Харьковский институт: с промышленным искусством, графическим дизайном, станковой графикой, дизайном интерьеров, монументалкой.

Вот такого профиля ВУЗ было бы неплохо иметь Севастополю. Потому что все, кто пытается готовить в Севастополе на нынешней базе, ну, например, дизайнеров, сталкиваются с тем, что приходят люди с очень низким уровнем подготовки. Но в институт человек уже должен приходить подготовленным. С другой стороны, художественный вуз нужен, поскольку на полуострове больше ничего нет, кроме Симферопольского училища.

– Училище хорошее?

– Очень. Оно было заложено в послевоенное время с очень приличной базой. Там в свое время и Федор Захаров преподавал, а это величина. Но одного училища маловато, чтобы был приток новых художников в Союз и в Академию.

Дело в том, что такие организации, как Академия художеств, Союз художников, они создавались в своё время государством для поддержки художников. И хорошо бы, чтобы такая поддержка оказывалась. Ведь вместе мы поднимем в целом уровень изобразительного искусства. И как бы с одной стороны все очень хорошо, а с другой – я несколько лет не могу в городе мастерскую получить.

– Какова, на ваш взгляд, роль директора гостиницы «Украина» Светланы Антоненко в художественной жизни Севастополя и страны?

– Огромная, на самом деле. Светлана Александровна Антоненко провела уже 25 лет пленэров – это что-то невероятное. Я другого проекта с такой давней историей в России не знаю. Кстати, по секрету скажу, сейчас искусствовед Павел Хлебовский готовит монографию о 25-летней истории севастопольского пленэра и обо всём, что с ним связано.

Сергей Абрамов
Фото из архива Алексея  Петрухина